Сезон охоты на людей - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Зеленая трава покрывала плац, или, если воспользоваться местным жаргоном (который в своем тщеславии сводил весь мир к простому продолжению или метафорическому воспроизведению военного корабля), "парадную палубу" при казармах морской пехоты, расположенных на пересечении Восьмой и Первой Северо-западных улиц. Молодые солдаты ухаживали за этой травой с усердием, которому мог бы позавидовать любой садовник, надзирающий за растительностью вокруг стен кафедрального собора, поскольку, по крайней мере для иезуитских мозгов морских пехотинцев США, это было поистине священное место.

Казармы, построенные в 1801 году, были старейшим сооружением Соединенных Штатов, постоянно использовавшимся в военных целях. Их не осмелились сжечь даже британцы, спалившие дотла весь город в 1814 году. За плацем с одной стороны располагались дома офицеров, затем здания для трех рот ("Альфа", "Браво" и "Отель" – так называлась штабная рота), и возле дальней стороны четырехугольника находился дом коменданта, сохранявшийся в первозданном виде, чтобы дать представление, как в старину теоретически представляли себе службу в Корпусе и вообще служение стране.

Древние кирпичи были темно-красными, а архитектурный стиль, бесспорно, восходил к тем временам, когда главным достоинством зданий считали прочность. Сооружение, задуманное в более грубую и жестокую эпоху как форт, теперь украшали старые деревья; земляные тропки давным-давно были замощены аккуратной брусчаткой, и древняя крепость стала походить на университетский городок Лиги Плюща. Над этим городком на конце высокой мачты дерзко реял на легком ветерке красно-бело-голубой флаг. Абсолютная серьезность всей этой обстановки живо пробуждала в душах ощущение близости страстного девятнадцатого столетия; она служила восхвалению гордой участи любого, кому посчастливилось оказаться на этом клочке земли, представлявшем собой почти независимое герцогство Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов, расположившееся всего лишь в трех километрах от Капитолия, где в настоящее время хрупкие связи демократии оказались напряженными до последнего предела.

Здесь под обжигающими лучами невероятно жаркого апрельского солнца молодые люди учились тому, чего требовала от них армейская жизнь, или же бездельничали – в зависимости от того, какую судьбу на данный момент выбрали для них командиры.

В тенистом уголке возле перекрестка Солдатской аллеи и Южной галереи курили, присев на корточки, семеро мужчин, вернее, юношей. Они были одеты в форму, называвшуюся "повседневной синей" и состоявшую из синих брюк, габардиновой сорочки чайно-коричневого цвета с короткими рукавами и открытым воротом и надвинутой низко на глаза белой пилотки – "колпака", как в Корпусе именовали головные уборы. Единственной особенностью в их облике, по которой более или менее наметанный глаз смог бы отличить этих парней от других морских пехотинцев, являлись полуботинки, не просто начищенные, а великолепно надраенные и ослепительно сверкавшие на солнце. Начищенная обувь была одним из фетишей, которым поклонялись в этой культуре. Сейчас у молодых морских пехотинцев был перерыв, и рядовой первого класса Кроу, находившийся в подразделении на роли клоуна, естественно, рассуждал о природе вещей.

– Ну посудите сами, – он строго поглядел на слушателей и затянулся "Мальборо", – как здорово это будет выглядеть в виде краткого резюме. Я сообщаю, что служил в элитной части. Прошел проверку для допуска к секретности. Нас обучали и готовили для особых заданий, и когда мы в жаркую и душную погоду наконец приступили к их выполнению, то люди вокруг меня падали один за другим. Но я, черт возьми, продолжал идти. Я был героем, черт возьми, настоящим героем. Разумеется, я не стану сообщать им, что речь идет о… парадах.

Наградой ему послужил взрыв хохота. Товарищи ценили парня за добродушный безвредный характер и чувство юмора. Его дядя являлся основным и самым удачливым сборщиком средств для одного конгрессмена, чем и объяснялось присутствие Кроу в роте "Б", занятой почти исключительно церемониальными похоронами. Военнослужащим этого подразделения почти не приходилось опасаться, что им придется с немалым риском для жизни исполнять тяжелые обязанности в местах, которые в официальных документах обозначались как Западная часть Тихоокеанского региона, а в среде молодых морских пехотинцев назывались Дурной Землей. Кроу не испытывал ни малейшего желания посетить Республику Южный Вьетнам.

Говоря по правде, во всем 2-м "гробовом" отделении лишь одному человеку из семи довелось послужить в Южном Вьетнаме. Это был его командир капрал Донни Фенн, двадцати двух лет от роду, родом из Ахо, штат Аризона. Донни, крупный и почти неправдоподобно красивый белокурый парень, имевший за спиной год колледжа, провел семь месяцев в другой роте "Б", 1/9 "Браво", приданной 3-му водно-десантному соединению на время действий 1-го корпуса в районе Анхоа. Он имел много ранений, из которых одно было тяжелым: пуля попала в легкое, и ему пришлось пролежать шесть месяцев в госпитале. У него была также награда, которую он называл не иначе как "э-э-э… брнзвзда" и при этом не смотрел в глаза собеседнику.

Но теперь Донни просто дослуживал. То есть ему оставалось служить меньше тринадцати месяцев, и это, по слухам, означало, что Корпус в своей бесконечной мудрости не станет отправлять его обратно на Дурную Землю. Дело было вовсе не в том, что Корпус вдруг решил проявить заботу о сохранности его молодой жизни. Нет, все объяснялось лишь тем, что срок службы в 'Наме составлял именно тринадцать календарных месяцев и отправка туда кого бы то ни было менее чем на тринадцать календарных месяцев нанесла бы непоправимый урон красоте отчетов, которой все клерки, думающие не мозгами, а задницами, придавали колоссальное значение. Так что с какой стороны ни взгляни, Донни благополучно миновал основной военный конфликт своего поколения.